Некуда - Страница 152

152

В одиноком нумерке тоже вечерело. Румяный свет заката через крышу соседнего дома весело и тепло смотрел между двух занавесок и освещал спокойно сидящего на диване Розанова.

Доктор сидел в вицмундире, как возвратился четыре дня тому назад из больницы, и завивал в руках длинную полоску бумажки. В нумере все было в порядке, и сам Розанов тоже казался в совершенном порядке: во всей его фигуре не было заметно ни следа четырехдневного пьянства, и лицо его смотрело одушевленно и опрятно. Даже оно было теперь свежее и счастливее, чем обыкновенно. Это бывает у некоторых людей, страдающих запоем, в первые дни их болезни.

Перед Розановым стоял графинчик с водкой, ломоть ржаного хлеба, солонка и рюмка.

В комнате была совершенная тишина.

Розанов вздохнул, приподнялся от стенки дивана, налил себе рюмку водки, проглотил ее и принял снова свое спокойное положение.

В это время дверь из коридора отворилась, и вошел коридорный лакей, а за ним высокая дама в длинном клетчатом плюшевом бурнусе, с густым вуалем на лице.

– Выйди отсюда, – сказала дама лакею, спокойно входя в нумер, и сейчас же спросила Розанова:

– Вы это что делаете?

Розанов промолчал.

– Это что? – повторила дама, ударив рукою возле графина и рюмки. – Что это, я вас спрашиваю?

– Водка, – отвечал тихо Розанов.

– Водка! – произнесла презрительно дама и, открыв форточку, выбросила за нее графин и рюмку.

Розанов не противоречил ни словом.

– Вы узнаете меня? – спросила дама.

– Как же, узнаю: вы Калистратова.

– А я вас не узнаю.

– Я гадок: я это знаю.

– И пьянствуете? Где вы были все это время?

– Я все здесь сидел. Мне очень тяжело, Полина Петровна.

– Еще бы вы больше пили!

– Тяжело мне очень. Как Каин бесприютный… Я бы хотел поскорее… покончить все разом.

Полинька, не снимая шляпы, позвонила лакея и велела подать счет.

Розанов пропил на водке, или на него насчитали на водке, шестнадцать рублей.

Он вынул портмоне и отдал деньги.

– Дайте мне ваши деньги, – потребовала Калистратова.

Розанов отдал. В портмоне было еще около восьмидесяти рублей.

Полинька пересчитала деньги и положила их себе в карман.

– Теперь собирайтесь домой, – сказала она Розанову.

– Я не могу идти домой.

– Отчего это не можете?

– Не могу, – мне там скверно.

– Сударыня! они не спали совсем, вы им позвольте уснуть покрепче, – вмешался лакей, внесший таз и кувшин с свежей водой.

– Умывайтесь, – сказала Полинька, ничего не отвечая лакею.

Розанов стал подниматься, но тотчас же сел и начал отталкивать от себя что-то ногою.

– Пожалуйте, сударь, – позвал его лакей.

– Ты прежде выкинь это, – отвечал Розанов, указывая пальцем левой руки на пол.

– Что такое выкинуть? – с несколько нетерпеливою гримаскою спросила Калистратова, хорошо понимая, что у Розанова начинаются галлюцинации.

– Змейка, вон, на полу змейка зелененькая, – говорил Розанов, указывая лакею на пустое место.

– Не сочиняйте вздоров, – сказала Полинька, наморщив строго брови.

Розанов встал и пошел за занавеску.

Полинька стала у окна и, глядя на бледнеющую закатную зорьку, вспомнила своего буйного пьяного мужа, вспомнила его дикие ругательства, которыми он угощал ее за ее участие; гнев Полиньки исчез при виде этого смирного, покорного Розанова.

Лакей раздел и уложил доктора в кровать. Полинька велела никого не пускать сюда и говорить, что Розанов уехал. Потом она сняла шляпу, бурнус и калоши, разорвала полотенце и, сделав компресс, положила его на голову больного.

Розанов вздрогнул от холода и робко посмотрел на Полиньку.

Часа полтора сряду она переменяла ему компрессы, и в это время больной не раз ловил и жадно целовал ее руки.

Полинька смотрела теперь добро и снисходительно.

– Вам пора домой, – сказал Розанов, стуча зубами от лихорадки.

– Старайтесь заснуть, – отвечала Полинька.

– Поздно будет, – настаивал доктор.

– Спите, вам говорят, – тем же спокойным, но настойчивым тоном отвечала Калистратова.

Розанов даже и на этот раз оказался весьма послушным, и Калистратова, видя, что он забывается, перестала его беспокоить компрессами.

Розанов спал целые сутки и, проснувшись, ничего не мог вспомнить. Он не забыл только того, что произошло у него дома, но все последующее для него исчезало в каком-то диком чаду. Глядя в темный потолок комнаты, он старался припомнить хоть что-нибудь, хоть то, где он и как сюда попал? Но ничего этого Розанов припомнить не мог. Наконец, ему как-то мелькнула Полинька, будто как он ее недавно видел, вот тут где-то, близко, будто разговаривал с нею. Розанов вздохнул и, подумав: «Какой хороший сон», начал тихо одеваться в лежавшее возле него платье.

Одевшись, Розанов вышел за драпировку и остолбенел: он подумал, что у него продолжаются галлюцинации. Он протер глаза и, несмотря на стоявший в комнате густой сумрак, ясно отличил лежащую на диване женскую фигуру. «Боже мой! неужто это было не во сне? Неужто в самом деле здесь Полинька? И она видела меня здесь!.. Это гостиница!» – припомнил он, взглянув на нумерную обстановку.

Спящая пошевелилась и приподнялась на одну руку.

– Это вы, Дмитрий Петрович? – спросила она чуть слышно.

– Я, – отвечал шепотом Розанов.

– Зажгите свечу, – здесь у зеркала спички.

Розанов очень долго зажигал свечу: ему было совестно взглянуть на Полиньку.

Но не такова была Полинька, чтобы человек не нашелся сказать слова в ее присутствии.

Через полчаса Розанов сидел против нее за столом, на котором кипел самовар, и толково рассуждал с нею о своем положении.

152