Некуда - Страница 77

К оглавлению

77

– Ох, эти места, места! – проговорил Нечай, почесывая в затылке.

– И не говори.

– А протэкцыи маешь?

Нечай имел общую многим малороссам черту. Несмотря на долгое пребывание в Москве, он любил мешать свою русскую речь с малороссийскою, а если с кем мог, то и совсем говорил по-малороссийски. Доктор же свободно понимал это наречие и кое-как мог на нем объясняться по нужде или шутки ради.

– Ни, братику, жадной не маю, – отвечал доктор.

– Это кепсько.

– Ну, як зауважишь.

– А со всей фамилией придрапав?

– Нет, семья дома осталась.

– Ну, это еще байдуже; а вот як бы у купи, то вай, вай, вай… лягай, та и помри, то шкоды только ж.

– Нет, я один здесь, – невесело проронил доктор.

– И давно?

– Вот уж другая неделя.

– Что ж ты дося ховався?

– Да так. То в университет ходил, то адреса твоего не знал. Да и вообще как-то…

– Ты, коллежка, не спеши нос-то вешать: живы будем и хлиба добудем. А ты с моей бабой ведь незнаком?

– Нет; когда ж я тебя видел? Я даже не знал, что ты и женился.

– Даша! – крикнул Нечай.

Вошла молодая женщина, встретившая Розанова на лестнице.

– Вот тебе моя московка: баба добрая, жалеет меня: поздоров ее боже за это. Это мой старый товарищ, Даша, – отнесся Нечай к жене.

– Очень рада, – произнесла приветливо жена Нечая. – Вы где остановились?

– Я у Челышева.

– Это возле театра, знаю; дорого там?

– Да… так себе.

– Ты что платишь?

– Да по рублю в сутки.

– Фю, фю, фю! Этак, брат, тебе накладно будет.

– Вы бы искали квартирку постоянную.

– Да не знаю еще, зачем искать-то? – ответил доктор. – Может быть, в Петербург придется ехать.

– А вы как тут: по делам?

Розанов рассказал в коротких словах цель своего появления в Москве.

– Да, так, конечно, пока что будет, устроиваться нельзя, – заметила жена Нечая и сейчас же добавила: – Евграф Федорович! да что вы к нам-то их, пока что будет, не пригласите? Пока что будет, пожили бы у нас, – обратилась она приветливо к Розанову.

Такой это был простой и искренний привет, что не смешал он доктора и не сконфузил, а только с самого его приезда в Москву от этих слов ему впервые сделалось веселее и отраднее.

– И до правди! Ай да Дарья Афанасьевна, что ты у меня за умница. Чего в самом деле: переезжай, Розанов; часом с тобою в шахи заграем, часом старину вспомним.

Доктор отговаривался, а потом согласился, выговорил себе только, однако, право платить за стол.

В существе, он плохо и отговаривался. Простая теплота этих людей манила его в их тихий уголок из грязного челышевского нумера.

– А вот тебе мое потомство, – рекомендовал Нечай, подводя к Розанову кудрявую девочку и коротко остриженного мальчика лет пяти. – Это Милочка, первая наследница, а это Грицко Голопупенко, второй экземпляр, а там, в спальне, есть третий, а четвертого Дарья Афанасьевна еще не показывает.

– Ого, брат! – проговорил Розанов.

– Да, братику, господь памятует, – отвечал Нечай, крякнув и отпуская детей.

– А гроши есть?

– Черт ма. Ничего нет.

– Как же живешь?

– А от и живу, як горох при дорози.

– И место у тебя неприятное такое.

– И не кажи лучше. Сказываю тебе: живу, як горох при дорози: кто йда, то и скубне. Э! Бодай она неладна була, ся жисть проклятая, як о ней думать. От пожалел еще господь, что жену дал добрую; а то бы просто хоть повеситься.

– Доходов нет?

– Бывает иной раз, да что это!..

– Погано, брат, знаю, что погано.

– А нельзя и без того.

– Знаю.

Приятели оба вздохнули.

– У тебя жена здешняя? – спросил Розанов.

– Здешняя; дьяконская дочь с Арбата. А ты, Дмитрий, счастлив в семье?

– Да, ничего, – отвечал доктор, стараясь смотреть в сторону.

В тот же день Розанов перед вечером переехал из челышевских нумеров к Нечаю и поселился в его кабинете, где Дарья Афанасьевна поставила железную кровать, ширмы и маленький комодец.

Доктор был очень тронут этим теплым вниманием и, прощаясь после ужина, крепко пожал хозяевам руку.

– А этот ваш приятель, Евграф Федорович, очень несчастлив чем-то, – говорила мужу, раздеваясь, Дарья Афанасьевна.

– Почему ты так думаешь, Даша?

– Да так, я уж это вижу. Как он вечером стал ласкать нашу Милочку, я сейчас увидала, что у него в жизни есть большое несчастье.

Глава вторая
Первые дни и первые знакомства

Нечай только напрасно рассчитывал вспоминать с Розановым на свободе старину или играть с ним в шахи. Ни для того, ни для другого у него не было свободного времени. Утро выгоняло его из дома, и поздний вечер не всегда заставал его дома.

Тяжелая, неблагодарная, беспокойная и многоответственная служба поглощала все время пристава. Она не дозволяла ему даже налюбоваться семьею, для которой он был и слугой и кормильцем. Даже, возвратись домой, он не имел свободного времени. Все корпел он над своими запутанными и перепутанными следственными делами.

Дарью Афанасьевну очень огорчала такая каторжная жизнь мужа. Она часто любила помечтать, как бы им выбиться из этой проклятой должности, а сам Нечай даже ни о чем не мечтал. Он вез как ломовая лошадь, которая, шатаясь и дрожа, вытягивает воз из одного весеннего зажора, для того чтобы попасть с ним в другой, потому что свернуть в сторону некуда.

Благодаря строгой бережливости Дарьи Афанасьевны в доме Нечая не было видно грязной, неряшливой нужды, но концы едва-едва сходились с концами, и чистенькая бедность была видна каждому, кто умел бы повсмотреться в детские платьица и перештопанные холстинковые капотики самой Дарьи Афанасьевны.

Сравнивая по временам здешнюю жизнь с своею уездною, Розанов находил, что тут живется гораздо потруднее, и переполнялся еще большим почтением и благодарностью к Нечаю и особенно к его простодушной жене. С ней они с первого же дня стали совершенно своими людьми и доверчиво болтали друг с другом обо всем, что брело на ум.

77